«Вращай, История, литые жернова»

Детали забыты, но суть такова: император Николай II собственной рукой прикрепил к груди тяжелораненого Ивана Ковкеля третий крест св.Георгия. Это судьба: фельдфебель-разведчик – сын крестьянина Ивана Ивановича Ковкеля – стал полным георгиевским кавалером. Это давало ему право на дворянство, а детям его – учиться за казенный счет в любом университете Российской империи.

Иван Ковкель не думал о царе-батюшке, когда спасал знамя погибающего полка или выдергивал из-за линии фронта «языка» – немецкого подполковника, или... Это был храбрый и верный воинскому долгу солдат. Образование он получил пятиклассное, в политику не лез, но классовое чутьё подсказывало... Так было и в годы великой смуты, когда, по словам Верхарна,

... толпа – носительница гнева,–

Сочтя и перечтя века своих обид,

На глыбе силы воздвигает право!

Имя Ковкеля на скрижалях Великого Октября не выбито, но эсеров из московского Кремля он выбивал вместе с другими, отозвавшимися на призыв большевиков... Домой же Иван вернулся с тремя ранениями, с четырьмя орденами святого Георгия, с шестью царскими медалями, с револьвером «от генерала Брусилова». Дома его ждал крестьянский труд и жизнь по законам новой Польши.

Великосельская академия

– Я з народных глыбiнь, – говорит профессор Ковкель, – и мне близки и понятны интересы низов. Меня таким сделала жизнь. Я не философ, я – историк. Говорят, что коммунизм уже не бродит по Европе. Бродит и будет бродить: люди стремятся к равенству и социальной справедливости.

Плеть крепостного права оставила свои рубцы в исторической памяти рода Ковкелей. После его отмены один из «иванов» собрал деньги на покупку маёнтка, другой выбился в домовладельцы, но Ковкели хорошо плодились – собственность дробилась... У Ивана Ивановича – георгиевского кавалера – было за польским часом восемь-двенадцать гектаров пахотной земли и большая семья.

Когда Ване было пять лет, ему запомнилось жуткое: отец и брат его с топорами в руках застыли у порога, мать загоняет сына под печь, а во дворе – автоматные очереди. Потом ему объяснили, что «аковцы» (Армия Краёва) требовали от его отца – депутата сельского Совета – собрать у крестьян одежду, продукты, а тот наотрез отказался, вот «лесные братья» и постреляли...

Рос Иван в Великом селе (Лидский район). Деревня та – россыпь хуторов, где керосиновая лампа – вся цивилизация. В семье Ковкелей было шестеро детей; младший Иван – «карьерный» пастух. Сначала хлопчику доверили пасти свиней, а подрос – коров. В старшем классе он был уже начальником всего колхозного стада. Тогда Иван и прочитал – в пастушеской академии, среди молочных трав и буренок – все книги школьной и сельской библиотек. (Сегодня об этой академии напоминает профессору Ковкелю крик кукушки в стенных часах его дома).

А мог и недоучиться. В восьмом классе он две зимние четверти «просидел на печи»: без обуви... Не раз приходил учитель, беседовал с родителями, и весной «босяк» вновь пошел в школу. Студентом же Гродненского пединститута Иван Ковкель стал в шестнадцать лет.

Пророчество профессора Фиха

Как-то профессор Б. Фих послал выпускников историко-филологического факультета на первый курс: «Посмотрите Ивана Ивановича, будущего знаменитого историка». Пошли, разыскали («Иван Иванович» прятался), посмотрели: рост – полтора метра, худой, рыжий, «еврейский» нос, голубые глаза... Потом – за одно лето – Ванечка вымахал до 180 см. (И стожильным мужиком оказался: впоследствии кандидат в мастера спорта, он по 50 км бегал на лыжах в Пышках в свое удовольствие). Из книг не вылазил.

В студенческую научно-исследовательскую работу Иван Ковкель включился на первом курсе; тогда он был занят темой, связанной с творчеством Кузьмы Чорного. Потом его «перехватил» профессор Я. Мараш, руководитель исторического кружка. Последовал долгий десант студента в Испанию эпохи гражданской войны, интернациональных бригад... Иван делал тему, а тема «делала» Ивана – он мужал как личность Страны Советов. И стал-таки «знаменитым»: Ковкель не только в Белоруссии, но и на Всесоюзном конкурсе студенческих научно-исследовательских работ был на пьедестале – среди лучших, и это открывало дорогу в аспирантуру...

Профессор Л. Абецедарский (БГУ) не принял «испанскую» идею аспиранта Ковкеля, он сделал его исследователем национально-освободительного движения в Западной Белоруссии. Лаврентий Семенович муштровал вкус аспиранта к монографической литературе, к документу, учил быть хорошим преподавателем, и тот с благодарностью вспоминает уроки своего учителя.

Прошли годы. Профессор Ковкель подготовил шесть кандидатов исторических наук. Его перу принадлежат четырнадцать учебников и пособий по истории Беларуси, брошюры, книги, среди которых особое место занимает «Почему не состоялась БНР?» (совместный труд И.Ковкеля и Н.Сташкевича, нынешнего директора Института истории Национальной академии наук). Есть и локальные книги: «Гродно», «Мосты», «Сморгонь». И есть большая «История Беларуси» – книга, выдержавшая пять изданий (34 тыс. экз.).

– Иван Иванович – большой труженик. Я читал его книги, они сделаны неплохо, – говорит Владимир Верхось, доктор исторических наук, профессор Гродненского аграрного университета, второй секретарь обкома ПКБ. – После 91-го года появились учебники, грубо искажающие события, которые происходили в Беларуси. Особенно в черных красках показывался советский период. Этого нет в учебнике Ковкеля и Ярмусика. Книга переиздана. В ней история Беларуси раскрывается более-менее правдиво.

От Цицерона до Фейербаха

В жилах Ковкеля течет кровь древнего балта, в веках подвергшегося полонизации. Но, поляк по документам, Иван Иванович ощущает себя белорусом. И он не просто шануе родную мову, ён размаўляе па-беларуску.

В переводе с литовского Ковкяляс – предводитель, горлопан; и здесь мой собеседник сам смеется: «Гэта крыху адпавядае...». Ему не раз доводилось быть в «предводителях» (директор школы, комсорг совхоза, завкафедрой, секретарь партийной организации исторического факультета или городской организации ПКБ и т.д.). А какой лидер, какой публичный деятель, лектор-гуманитарий не «горлопан» – не Цицерон? Десять тысяч лекций прочитано только по линии общества «Знание», и в городе, и на селе. Иван Иванович не предал анафеме марксизм, и он не делает тайны из того, что был однажды членом идеологической комиссии ЦК КПБ.

В наше время не цитируют Владимира Маяковского:

Ленин и теперь живее всех живых, –

но в большой домашней библиотеке профессора Ковкеля, в его рабочем кабинете труды Ульянова-Ленина не задернуты «траурной тафтой». Они читаны и перечитаны. И хотя связи с ПКБ в ХХI веке пресеклись, Иван Иванович не открещивается от социалистической идеи.

Не пошатнулись и материалистические убеждения профессора Ковкеля; для него Людвиг Фейербах – авторитет научный. Он не клянет ни попа, ни ксендза, но ему, ученому мужу, богоискательство не свойственно. Иван Иванович остается атеистом; разговор с ним о бессмертии души – «занятие мечтателей и бездельников» (из Фейербаха). И здесь невольно вспоминаешь «Завещание» священника Жана Мелье, писавшего: умру – режьте на куски и ешьте под любым соусом...

А вот надежда на земное бессмертие Ивана Ковкеля как-то присела на крылечко сельской библиотеки. То была Мария, юная и красивая учительница. В библиотеку вошли вместе... Теперь у них два внука, Ясь и Владик. Дочь Лилия – доктор гуманитарных наук – работает в Краковской педагогической академии. У сына Владимира два диплома, он служит на таможне.

Вместо Ники – рязанская баба

Если скульптор собирается высечь из камня Нику Самофракийскую или Аполлона Бельведерского, а из-под его резца выходит пьяная рязанская баба или неандертальский мальчик, – это плохой скульптор. Так и Михаил Горбачев, Генеральный секретарь ЦК КПСС: проповедовал одно – получилось другое. Этого человека профессор Ковкель считает бездарным, безвольным политиком, а перестройку – «катастройкой». Катастрофа коммунистического сознания, «светлого будущего», развал СССР – это и личная драма Ивана Ковкеля, человека и гражданина. Почему можно быть «американцем» любого цвета кожи, культуры, вероисповедания, но быть «советским» – грех и абсурд!?

Профессор Ковкель не берет под сомнение суверенитет Беларуси, но он выступает за экономическую интеграцию и создание наднациональных государственных структур на постсоветском пространстве; ему импонирует идея тесного сближения России, Беларуси, Украины и Казахстана.

Белые, красные, бел-красно-белые

– Это очень глубокий, ревностный и педантичный человек в науке. И своеобразный энциклопедист истории Беларуси, – говорит кандидат исторических наук, доцент кафедры истории Беларуси ГрГУ Эдмунд Ярмусик. – Иван Иванович жертвует собой ради науки. Он не из тех, кто сегодня за «красных», а завтра за «белых»... Ему всегда кажется, что он знает мало, и он всегда старается узнать больше.

Есть область исторических знаний, где профессор Ковкель особенно сведущ. Речь идет о белорусском общественно-политическом движении 1919 – 1925 гг.; и гораздо шире – от истоков движения до наших дней. Белорусская национальная идея, партии, концепции, политические платформы, стратегия, тактика, судьбы лидеров – все это готово вылиться в новую книгу-монографию профессора Ковкеля, а сегодня он завершает работу над учебником для учащихся 11 классов с углубленным изучением истории.

Национальное и патриотическое начала в исторической науке вплотную соприкасаются с реальной политикой. Это область идеологическая, это сфера частных, групповых социальных, имущественных, партийных интересов. Здесь наотмашь бросают «стих, облитый горечью и злостью». И потому профессор Ковкель должен быть готов и к «георгиевским крестам» (к официальному признанию), и к бел-красно-белым «ярлыкам» (раз ты ученик Абецедарского – значит апологет «абецедарщины» и т.д.). Здесь AUREA MEDIOCRITAS – «золотая середина» по Горацию – желательна, но проблематична...

Трагедия «Моцарт и Сальери» Пушкина начинается интригой:

Все говорят:

нет правды на земле,

Но правды нет – и выше.

Правду надо искать в себе. И терпеть, и пытаться понять правду другого человека.

Вадим Журавлев