№ 350 от 21.10.2004  

История и культура

«Остаются навеки одни имена: не любовь – о любви строка»

<<risОт автора. "Моя любовь к ночному творчеству не оригинальна. Ночью мир сужается до размеров письменного стола и неровной бороздкой чёрная строка бежит в тишине по белому полю листа к неведомому мне финалу". Эти строки принадлежат перу Владимира ЛЫТОВА – главного архитектора института "Гродножилпроект". Его имя запечатлено в энциклопедиях "Архiтэктура Беларусi", "Гродно". Он пишет романы. Ему и посвящается седьмой очерк авторского проекта "Имя в энциклопедии (в книге)". Рядом с Покровским собором, над Городничанкой – Крестильная церковь. Она построена по проекту архитектора Лытова. Его же романы – не храм, а вертеп страстей и приключений. В ноябре выйдет пятая, в 2005 году – шестая, в 2045-ом – пятидесятая книга Лытова. Он уверен в себе и самоироничен, но и серьезен, как философ Лев Шестов, закрепляющий за писателем право "вдохновенно лгать", ибо это – "далеко не всем дающееся искусство". Вадим ЖУРАВЛЕВ.

Князь Серебряный

– Это красивый мужик с осанкой и внешностью графа Рошфора из кинофильма "Три мушкетера", – говорит художник Александр Ларионов, историк изобразительного искусства (ГрГУ). – У него французистое – не местного разлива – лицо, въедливый, ироничный взгляд. Это выдает биографию человека, способного оседлать судьбу... В нем действительно чувствуется рошфоровская энергия. Он не только архитектор с именем, но и писатель, набирающий обороты. Конечно, ему далеко до Дарьи Донцовой. Может, виной тому недобор по части собак в интерьере писателя. Но одна книга в год – это перекликается с Достоевским, с той лишь разницей, что писать для Лытова – в радость... Его космополитизм хорошего русского закала. И есть в нем нечто такое, что роднит с интеллигентами "серебряного века". Одним словом, князь Серебряный...

Лытов и на самом деле "не местного разлива": он родился за Байкалом, в Улан-Удэ, но не бурят, а русский с сибирским парадоксом: мать его – полька, отец – чуваш, а французистость – от Бога и служения Музам. За "рошфоровскую" шпагу он брался как спортсмен-фехтовальщик, и на ринге отличался, но чемпионом России (общество ”Буревестник”) стал не как боксер, а как метатель копья. Сегодня же, ложась под штангу, он жмет 120 кг. Бодибилдинг не предполагает выбрасывание бомжей из подъезда, но в санитарно-педагогическом гневе чего не сделаешь...

Князю Серебряному выпала серебряная линия жизни: "серебро" – за школьный аттестат, серебряная медаль – за дипломный студенческий проект "Реконструкция исторического центра Улан-Удэ" (по итогам Всесоюзного конкурса); и не достигнуты золотые вершины в архитектуре и беллетристике, но...

Два монолога о творчестве

Сначала послушаем главного архитектора института "Гродногражданпроект", председателя областной организации Белорусского союза архитекторов Александра Тараненко:

– Лытов – советник Белорусской академии архитектуры. В свое время главный архитектор Гродно, он хорошо знает проблемы города. У него тонкое чутье архитектора, он видит далеко и глубоко, и у него быстрая профессиональная реакция. Как член градостроительного совета он первым кидается в бой и профессионально бьет в точку. Не юлит, говорит правду и делает это корректно, с юмором или хитринкой... Архитекторы рисуют, пишут стихи – в этом нет ничего удивительного. Но писать романы, пьесы, повести – такого среди нас еще не было. Здесь Лытов – первый.

А теперь перекинем мостик из проектного института в университет им. Янки Купалы.

– Литературно-художественные опыты Владимира Лытова убеждают, что мы имеем дело не только с умным, интеллигентным, эрудированным человеком, но и с человеком литературно образованным, – говорит доктор филологических наук Игорь Жук. – Его проза далека от эпигонского любительства и оставляет впечатление весьма приличного художественного мастерства. Эта проза конструктивна и фабульна, чаще всего с сюжетом, тяготеющим к принципам приключенческого романа, смешанного с немалой толикой романтизации персонажей: почти все они действуют в не совсем обычных обстоятельствах, где реалии и не-реалии взаимозамещаемы, где неожиданность более предпочтительна, чем ожидаемая поведенческая реакция, и где достаточно места для глубоких и сильных страстей. Это художественная беллетристика, способная вызвать восхищение не только у друзей и знакомых, но и доставить удовольствие более широкому читательскому кругу.

Идолопоклонник красоты и силы

Восхищение

...чудесным садом,

где шелест трав

и восклицанье муз,

пришло к Лытову задолго до его влюбленности в Анну Ахматову: мальчишкой он написал красивую сказку и четверть века сочинял стихи. Они были "изящно рифмованными, но в них не было... поэзии", – хохочет Владимир Андреевич. Он рано увлекся Есениным, его покорила Марина Цветаева, в нем звучали песни Беранже; своим чередом пришли к нему Пушкин и Лермонтов.

Мать Лытова – заслуженная учительница Бурятии – подталкивала сына к литературе, отец – заслуженный учитель России – к мольберту: они выходили на балкон и подолгу рисовали. Владимир мечтал стать живописцем. Он познавал художников-передвижников, импрессионистов, абстракционистов, Пикассо... В повести Лытова "Остров Армадогон" нашлось место и сюжету о художниках Рохасе и Эн-Эйке. Писатель любит красивых женщин и сильных мужчин.

Улан-Удэ раскинулся среди чудных пейзажей: посмотришь в один край – степное многоцветье, в другой – холмы и хребты, покрытые лесом. Байкал – далеко, но и к нему Владимир хаживал с однокашниками: по лесным завалам Саян, убегая от пожаров, натыкаясь на свежий медвежий помет... Студентом он рисовал храмы Суздаля, кремли, церкви Пскова и Новгорода, Ростова Великого (учился на архитектурном факультете, в Новосибирске).

Бродил по залам Третьяковской галереи, Эрмитажа, Лувра, Британского музея в Лондоне, чему-то дивился в Германии и Хорватии, в Болгарии и Нидерландах... В памяти Лытова – стихия Охотского, Адриатического морей, дикие красоты Иссык-Куля, пейзажи Крыма и Кавказа, лазурь Самарканда... И – женская красота – "Хороша была Танюша, краше не было в селе" и "Зацелую допьяна..."; это идол, как в сонете Петрарки:

Благословен тот край

и дол тот светел,

Где пленником я стал

прекрасных глаз.

– Роман Лытова "Самая лучшая женщина" читается на одном дыхании, – говорит Любовь Турмасова, заведующая отделом краеведения областной научной библиотеки им. Е.Карского. – Все желают знать: кто она, "самая лучшая"? В этом романе воспета женщина в разных ее ипостасях. Умная, красивая, обаятельная, деятельная как бизнесмен. Четыре мужских взгляда на Марию... Меня поразило авторское знание женской души и психологии.

”Бумага просится к перу...”

В романе Кортасара "Игра в классики" – его ценит Лытов – есть такие строки: "Почему я пишу? У меня нет ясных идей и вообще нет никаких идей. Есть отдельные лоскуты, порывы, блоки, и все это ищет формы, но вдруг в игру вступает ритм, я схватываю ритм и начинаю писать, повинуясь ритму...". Это, по Кортасару, swing – "ритмическое раскачивание". Вдохновение, таинственный акт творчества. К Лытову это приходит, и тогда "бумага просится к перу", губы – к диктофону, если он в троллейбусе или на улице. Так создаются "лоскуты, порывы, блоки", но бывает и долгий swing, и это счастье. Архитектор – тоже творец, но...

После института Владимир Лытов вместе с женой Татьяной работал в Хабаровске. За восемь лет его градостроительные идеи отливались в объекты Охотска, Аяна, Комсомольска-на-Амуре, поселков по обе стороны БАМа и т.д. В 1977 году Лытовы перекочевали в Гродно. Здесь было творчество и эксперименты, интересная работа в институте "Гродногражданпроект", а потом и в должности главного архитектора города. Но архитектура – это искусство на стыке экономики и политики. Здесь "главный" – скорее полицейский, чем художник. Он должен знать и учитывать мнение Ивана Никифоровича и Марьи Ивановны, капризы и финансовые возможности заказчика. И ходит каждый архитектор под ярмом согласующих органов, ГОСТов и т.д. За годы Советской власти Гродно раздвинулся на километры, а что показывают гостям? – Исторический центр...

За кульманом гораздо меньше творческой свободы, чем на Парнасе. Там писатель может, как Бог, сотворить остров, заселить его людьми, слить влюбленных в поцелуе и... испепелить их. Или раздеть догола своего героя, заподозрив его, невинного, в краже золотого червонца. Лытов может создать и простолюдина, и небожителя любви. Так он изваял образ мужчины-самца, который восхитился женщиной, очеловечился, но потом, поддавшись первобытной страсти, изнасиловал ее... Он – есть, но и нет его. Прав Хименес-поэт: среди смертных

Остаются навеки

одни имена:

не любовь – о любви строка,

не цветок – названье цветка.

Характеры и ”Закон Дима”

Герои Лытова чаще раскрываются в диалогах.

– Уже в повести "Не летайте самолетами Аэрофлота" чувствуется драматургический талант Лытова. Из его прозы легко сделать пьесу, – говорит режиссер-постановщик областной филармонии, поэт Александр Слащёв. – В диалогах, им созданных, возникают яркие характеры персонажей, и это можно сыграть на сцене. Автор, владея художественным словом, хорошо передает атмосферу одиночества, атмосферу внутренних сомнений, мучительных раздумий современного интеллигентного человека; он цепко держит читательское внимание. И это важно: занимательный сюжет должен быть и в серьезных произведениях.

Новая книга Лытова "Закон Дима", которая вот-вот слетит с печатного станка, – это противостояние главного героя со Змеем и Черепом, конфликт с братом и отцом. Это книга о Ненависти и Мести, о Любви к справедливости, о нравственном долге и очищении.

Полюса Библии и атеизма

На рабочем столе архитектора – "Новый Завет". Эта Библия меньше ладони, но все больше места занимает она в сердце Владимира Лытова, внук которого Клим первым крещен в церкви, построенной по проекту деда:

– "Новый Завет" я читаю как художественное литературное произведение. Прошло два тысячелетия, человек вырос в знаниях, но мысли, чувства, страдания человеческие остались прежними. Это интересно. В чисто библейского Бога я не верю. Я материалист, но мне хочется верить, что со смертью моя жизнь не закончится. Хочется верить в существование галактического разума...

В юности Владимир убоялся смерти – до ужаса, до бессонницы: "Вот доживу до тридцати лет и застрелюсь!". Стал читать Канта, прочих философов – страх улегся. Владимир Андре-евич смеется: "Теперь о смерти думается спокойнее и приятнее... Надо думать о бессмертии, потому и книги пишу".

Долбить в камне эпитафию "Автор 50 романов" непозволительно рано: сегодня Лытов трудится над шестой книгой. И много у него "лоскутов, порывов, блоков" для других книг. Там, возможно, есть и объяснение, почему коммунист, однажды выехавший на Запад, неожиданно становится антиподом. Но это для писателя не главное...

Вадим ЖУРАВЛЕВ