...Она была не готова к Олимпиаде и понимала это. Потеряв год из-за травмы, абсолютная чемпионка мира-78 объективно не проходила в команду. Но тренер Михаил Клименко считал по-другому, он отказывался терять такой шанс. Максимально усложнив комбинации, наставник оставил Мухину на хореографа, а сам отправился в столицу "пробивать" воспитанницу. Видя, как далеко ушли подруги – Лена Давыдова, Наташа Шапошникова, Маша Филатова, – Лена не хотела выступать в Москве, но ослушаться тренера не могла.

Она была тихой, неконфликтной, подчиняемой девочкой. Рано потеряв родителей, Лена жила с бабушкой. Гимнастика была ее шансом. Клименко взял Лену 14-летним кандидатом в мастера спорта, чемпионкой Москвы. Муху любили, но считали трусихой, на тот момент она ощутимо отставала по сложности от ведущих гимнасток страны. Тренеру удалось приглушить, но не окончательно выбить из девочки глубоко засевший в ней страх – та словно предчувствовала страшное, которое должно было с ней произойти…

Сильный "техник" Клименко не просто подтянул подопечную, а стремительно вывел на орбиту. Уже два года спустя на чемпионате страны-76 Мухина демонстрировала уникальные комбинации и рассматривалась кандидатом в олимпийскую команду. Еще через год на Европе она впервые выполнила элемент, вошедший в мировую классификацию как "петля Мухиной". Клименко предложил усовершенствовать "петлю Корбут", и получилось нечто фантастическое. Когда Мухина взмывала над брусьями, зрители в ужасе закрывали глаза... Она потом рассказала, что едва не сорвалась с жерди, услышав это тысячеголосое "а-ах!". И потом не могла смотреть свое выступление, снятое на кинопленку, удивляясь и пугаясь: "Неужели это я?"

А в 1978-м, дополнив именную петлю на брусьях неповторимым "лунным сальто", неожиданно обыграла саму Надю Комэнечи и вернулась домой абсолютной чемпионкой мира. Стоя на пьедестале, она не чувствовала ничего, кроме опустошенности и огромной душевной усталости.

Потом была тяжелая травма, выбившая Мухиной весь предолимпийский год. Ей было не привыкать, еще в 1975-м во время Спартакиады народов СССР после неудачного приземления у гимнастки произошел отрыв остистых отростков шейных позвонков. При такой травме человек не может поворачивать голову. Гимнастку положили в больницу, но каждый день после врачебного обхода за ней приезжал тренер и увозил тренироваться. В зале, сняв ортопедический ошейник, Мухина работала весь день. Вскоре у нее стали неметь ноги, появилась слабость, которая больше уже не покидала…

Травмы шли нескончаемой чередой: переломы ребер, ног, сотрясения мозга, больные из-за чрезмерных нагрузок голеностопы, воспаления суставов... Тренер злился: "Все ты ищешь повод…" – и, чтобы не гневить наставника, Мухина старалась не говорить о боли, сама вправляла выбитый палец, тайком нюхала нашатырь. Пока новое повреждение не приводило ее на больничную койку.

В чудовищно жаркое лето 80-го Лена отчаянно пыталась вернуть себя в норму. Нога после травмы продолжала болеть, а это была толчковая, и уже потому программа не могла отточиться до конца. Клименко верил, что сумеет довести гимнастку "на флажке", это была авантюра, но он все же рванул со сбора в столицу, где его доводам могли открыть зеленую улицу: кроме Мухиной, в команде не было ни одной москвички…

Потерянная Лена осталась в Минске, где проходил последний перед Олимпиадой сбор. Мухина была даже благодарна гимнастическому начальству за то, что ее не поставили тренироваться с основным составом, с которым было морально тяжело. Она продолжала работать самостоятельно, и при этом помыслить не могла спустить (как сделала бы в отсутствие тренера каждая вторая) нагрузки и сложность. Много лет спустя прикованная к постели Лена откроет: страх не угодить тренеру был настолько велик, что ей в голову не приходило, пользуясь отсутствием в зале Клименко, отказаться от выполнения той рискованной, роковой акробатической связки.

Очевидцы свидетельствуют: это была истерика. Чем очевиднее не удавались элементы, тем яростнее бросалась Муха на их исполнение. Успокоить, остановить ее было некому.

Двойное сальто с полутора винтами в кувырок – последнее, что она сделала в жизни самостоятельно. В этом последнем своем кувырке она забыла спрятать, чем ниже убрать под себя голову – раздался хруст…

Самое жуткое, что накануне в снах она несколько раз в подробностях видела это страшное падение, она лишь не знала, не могла вообразить медицинских последствий. Перелом шейного отдела позвоночника – не страшнее ли это смерти, от которой ее двадцатилетнюю спасали хирурги на операционном столе, когда Москва готовилась к форуму?

Советских гимнасток всеми силами старались отвлечь от мыслей о случившемся, опасаясь, что это повлияет на ход борьбы. Но девчонки выиграли четыре олимпийских золота из шести. "Милая Муха! – скажет потом Наташа Шапошникова, самый тонкий и светлый человек в той команде. – Своим мужеством, своей жизнью ты и нас заставила стать сильнее…" А Мухе предстояли операции, много операций, которые не вернули ей ничего. "Если бы у меня хотя бы начали двигаться руки… Хочется самой причесываться, самой перелистнуть страницу книги", – говорила она.

До последнего времени, на протяжении бесконечно тянувшихся двух десятков лет, ее руками и движением оставалась старенькая бабушка, поправлявшая подушку, кормившая и клавшая на ухо трубку, чтобы бывшая гимнастка могла говорить по телефону – единственное, что той было подвластно. Давно умерла надежда, притупилась боль от невозможности принять случившееся. Когда-то Елена сказала журналисту, что особенно остро осознала, как многое у нее забрала гимнастика – забрала не страшной травмой, а отупляющей каждодневностью запредельного тренировочного труда: она, москвичка, так ни разу не побывала в Мавзолее Ленина. Это было сказано до реформ Горбачева, с тех пор сменились приоритеты, и в Мавзолей давно ходят из нездорового любопытства. Но поменялась и она, у которой и двадцать лет назад, и теперь в прошлом оставалось одинаково мало – и одновременно всё. Она уже не думает о том, как много обычного человеческого потеряно и невозвратимо упущено, она давно поняла, что с этим ей жить...

От спорта ей остались советский "Знак Почета" и олимпийский орден – серебряное ожерелье, надетое на неподвижную шею руками Хуана Антонио Самаранча. И еще память, невыносимая невозможность все отрезать и забыть.

...Всего через год после московской Олимпиады практически все девчонки из золотой гимнастической сборной 1980 года оставили спорт.