Очередной шлепок грязи залепил лобовое стекло машины, колеса, прокручиваясь, отказывались ехать дальше. Я тихонько выругалась, подумав, что напрасно мы едем к черту на кулички, получив информацию о людях, не имевших никогда в своей жизни ни света, ни газа, ни телевизора... Такого просто не может быть в одном из лучших по статистике районов одной из лучших по статистике областей одного из лучших по статистике государств. Тем более, что полученную информацию накануне опроверг заместитель председателя Волковысского райисполкома Николай Федосов. "У нас электричество есть везде, даже на хуторах". - уверенно заявил большой чиновник местного масштаба. Но цель была близка.

А вот и жилье. Навстречу выходит пожилая женщина. Это Маршалок Чеслава Иосифовна, хозяйка. Она рада гостям - спрашивает число и время. После ответа верующая старушка-католичка сильно расстроилась: самый важный праздник в году, Рождество Христово, не по-человечески встретила.

- Бо пара такая, грыбникоў нямнога, па хлеб вельмi далека - не надта дойдеш, вось и сядзiмо, ни пра што не ведаем - нi дзень якi, ни чысло, ни часу колькi.

Правильно поняв мой недоуменный взгляд, пояснила: "Есць у хаце часы, але скручаныя и ня iдуць. Другие няма за што купiць, надта пенсii у мяне i у братка майго малыя, толькi на хлеб...".- И начала плакать. Нет, даже не из-за низких пенсий, а от того, что брат заболел - половина тела отнялась, разговаривать не мог. Сегодня, правда, уже лучше, но на полное выздоровление доктор, которого привозил племянник из Волпы, надежды не дает.

- Гэткi добры брат: i у Бога верыць, и працавiты, куды я цяпер без яго? - слезы текут из выцветших глаз пожилой женщины, скрюченные от тяжкого труда руки нервно теребят старую-престарую телогрейку.

На улице дождь и пронизывающий ветер, но мы обходим дворовые "владения" бабы Чеси. Вот в этом сарае живут две овцы и корова. За сараем - стожки мокрого сена и соломы. Подстилать и кормить животных.

- Столькi працаваць трэба, каб жывела дагледжана была. А сiл зусiм мала: руки и ноги баляць, выкручваюцца. Кароўцы нашай ужэ дзесяць гадкоў, малака зусiм не дае, - рассказывает старушка. - I ўжо кармiць зусiм няма чым.

Баба Чеся ясно видит безрадостную, как вся ее тяжелая жизнь, картину: "I жывелка здохне, i мы з братам ўслед за ёй. I яшчэ невядома, колькi ляжаць змерлыя будзем - нiкому да нас дзела няма. Але надта жывелу цяпер шкада - скацiна нема, хоць вельмi жаласна мучыць - можа паможа гасударства корму прыдбаць, вы iм скажэце..." Просьбы у бабушки Чеси получаются жалкими и мало внятными - не привыкла.

- А зачем держите скотину, толку-то от нее никакого? - спрашиваю.

- А як памрэм, то людзi зарэжуць авец i карову, або прададуць, i памiнкi зробяць, усе каб па людскi было,- бабулька смерти не боится, уверена, рай на том свете ей уготован.

На фоне увядшей, но прекрасной природы покореженные деревянные постройки создают странное впечатление - то ли удручающее, то ли ностальгическое. Во всяком случае, с хозяйкой происходит что-то похожее. Она вспоминает молодость, и лицо ее, как солнышком, озаряется улыбкой.

- Казалi мне людi, каб замуж выходзила, i хлопцаў многа ў мяне было, але ведала, што ўсе яны толькi насмяяцца хатели. А замуж багатых бралi. Вось так i засталася старой девай. Але раней добра было, хата не цякла, печка не дымела, малодшыя были, работа спорылася. И, галоўнае, раней нас з братам за людзей лiчыли, нават галасаваць на выбарах давали - прадсядацель сам з брыгадирам прыязджалi, - вспоминает старушка старые добрые времена. Теперь про бывших тружеников сельского хозяйства и Волповское руководство, и Волковысское напрочь забыло. Даже во время прошедших выборов и референдума никто про них вспомнить не удосужился. А зря: брат и сестра Маршалоки отдали бы свои голоса за президента и за кандидата от власти. Хотя ехать в такую даль из-за такой "мелочи" возможно только в случае некоторой неуверенности в победе. В Волковысском районе, вероятно, стопроцентная уверенность в победе с огромным преимуществом была чудесным образом заранее предугадана. Впрочем, это уже к делу не относится.

Из огня - да в полымя

Первой моей мыслью было, что мы попали в бедную избу крепостного крестьянина конца 18-го века. Даже снаружи прогнивший начисто домишко выглядел все-таки лучше, чем внутри. В просторных сенцах что-то наподобие печки - большое, облупленное, задымленное и непригодное. Такие же кастрюлька и чайник. Бабушка Чеся чуть засмущалась, как бы оправдываясь, проговорила: "Комин не працуе, дым праз дзьверы выходзiць. Хоць мый, хоць не мый, усе раўно ўсе чорнае."

И скорее повела нас в комнату-светлицу для разговора с больным братом. Станислав разговаривал с трудом, болезнь крепко скрутила хозяина. Сестра поспешила обрадовать его: "Стась, гэтыя люди аж з горада прыехали, написаць хочуць, што нам лепшая хата патрэбна i дагляд". Больной отнесся к словам сестры пессимистически - видно, разочарован мужик, не верит в лучшее. Особенно после того, как около трех лет назад у него украли его гордость, труд его всей нелегкой жизни - двухцилиндровый мотоцикл. Хотя удивляться подобному не стоит - сбитый из досок треугольный сараюшка, в котором хранилось его сокровище, давно на ладан дышит. Ворам всего-навсего и потребовалось отодрать гнилую дощечку. Милиция тогда приезжала, найти обещала и, по словам бабы Чеси, сделала все, что было в ее силах. Вот только Маршалокам от этого легче не стало.

В доме жутко холодно, на стенах - потеки; старательно укутанные на зиму оконца все равно пропускают холодный промозглый воздух. Стенка печки, выходящая в комнату, тщательно замазана глиной. "Каб не учадзець, бо печка гэтая и тут дымiць", - поясняет хозяйка. Так же замазаны потрескавшиеся стены. Однако, не глядя на вопиющую нищету, во всем доме прибрано, на постели Станислава свежевыстиранная перина, в "дамском уголке" тоже, непокрашенный (или начисто облезший) пол недавно вымыт.

Бабушка достает из чего-то, наподобие шкафа, и с гордостью показывает свое добро: две краснокожие паспортины (свою и братову), почетную грамоту за лучшие надои молока, сберегательную книжку, свидетельствующую, что на 1993 год Маршалок Чеслава Иосифовна имела на счету около шестисот тысяч рублей. Она рассказывает, что в паспорте неверно стоит ее дата рождения - родилась она не в 1935, а в 1931 году. Это значит, что на пенсию, после 45 лет тяжелой крестьянской работы, она вышла на 4 года позже, чем ее ровесники. И утверждает, что в архиве есть достоверная справка, своими глазами видела.

- Вось гэтак и жывем, спим у шарстяных насках и рукавицах, у пярыны знизу и зверху закутаўшыся. Але дзе той сон, енчым то я, то ен ад боли. Стась цяпер хворы, мне трэба и дроў напилаваць-нарубаць, и пра скацiну думаць, и ваду далека насiть. А як ен, мой браток, зусiм не ўстане... - бабушка Чеся снова скупо заплакала. До боли жалко старушку.

"Человек снесет все, кроме яйца. Но лучше бы было наоборот", - почему-то пришла в голову нелепая мысль. И чтобы отвлечь бабушку Чесю от грустных мыслей, спрашиваю, откуда она новостей столько много знает: и про выборы, и про президента, и про повышение пенсий. Увы, попала из огня да в полымя. Во-первых, старушка объективно посчитала вопрос бестактным, и поспешила заверить меня, что она не дура вовсе, за пенсией ходит в Половки, за хлебом в Длугополь, а там с сельчанами общается. А во-вторых, напоминание про пенсию ввергло бабушку Чесю в новую хандру. Уж больно низкая она - всего по 70 тысяч заслужили сестра и брат за всю свою старательную, безотказную жизнь в родном хозяйстве. Причем, ходить за ней надо за пять километров. (А за хлебом и того дальше - прим. автора)

- Скажэце пра гэта там, у горадзе. Каб хоць крыху больш грошай давалi, бо толькi на адзiн хлеб и хапае. А у гэтым месяцы, як Стась захварэў, нават i хлеба досыць есцi не хапае - на леки i ўколы ўсе грошы пайшлi. Прэзiдзент, нябось, не ведае, што гэтыя начальнiкi тут у нас робяць.

Вот она, вера в доброго царя. Дай Бог, чтобы в данном случае она оказалась оправданной.

Дзякуй гасударству

Мы с местным охотнiком Владимиром Осипенко (именно он обнаружил несчастных стариков) много думали, как помочь семье Маршалоков. И обратились в одну из частных фирм г. Волковыска. Я слышала, что там в подобных просьбах никогда не отказывают.

Накануне Нового года, снова в прежнем составе, едем по уже знакомой дорожке. Бабушка Чеся обрадовалась, даже чаем травяным без сахара напоила. А потом мы ее - кофе, уже с сахаром. Старушке "смачны чорны напiтак, атрадзясь такога не бачыла" очень понравился. Брат ее пить кофе не стал, "каб не пашкодзiло" - он все еще болен. Зато удивился Станислав Иосифович, как это может приемник работать без электричества в такой глуши, а потом поставил его бережно около кровати, и все время искоса на него поглядывал. "Вось добра, послухаем з Чэськай, як прэзидэнт людей паздраўляць будзе, хоць будзем ведаць, якi голас у яго". Старушка-сестра рада за брата, сама же она больше обрадовалась часам-будильнику и фонарику. А когда увидела привезенные дрова и раскрыла пакеты с продуктами, заплакала от счастья. "Глядзi, Чесь, з гэтым усiм нам зiму перажыть лягчэй будзе. Вось якое добрае ў нас гасударства". Я вначале разуверить хотела старушку, объяснить, что все это ей досталось от одного доброго человека. Но глядя в ее счастливое лицо, не стала этого делать. В конце концов, добрый "частник" тоже является частичкой этого государства.

Светлана КУХАРЕВА

На фото - будни и праздники Маршалоков