Кем заказан чердачный процесс?

Я не с теми, кто не видит или не желает видеть формальных оснований для процесса над журналистами. Формальных оснований достаточно, чтобы царь Ирод расправился и с другими младенцами независимой, оппозиционной прессы. Ее обличительные глаголы в адрес президента нередко и вульгарны, и тенденциозны, и оскорбительны. В порядочных домах за такие манеры «морду бьют» или зовут к барьеру. А, с другой стороны, в дворцовых палатах, на вертикально поставленном СМИ-олимпе нет ни королевского шута, ни юродивого в духе пушкинского Николеньки из «Бориса Годунова», способного накликать в сознание самодержца «кровавых мальчиков», говорить сильным мира сего правду языком плебея...

В городе Гродно роль шута и юродивого долгие годы играла «Пагоня». Но главное, что она делала, – питала белорусскую национальную идею и апантана сражалась за суверенитет и независимость Беларуси.

«Пагоня» была политической, оппозиционной и уже поэтому тенденциозной газетой. Ей не хватало чувства меры, интеллектуальной крепости, такта и литературного вкуса. Но у этой газеты была своя читательская аудитория, и они вместе любили говорить и читать по-белорусски. Им не повезло – их президент не из варягов, но матчыну мову ён не шануе, ему и восьми лет не хватило, чтобы стать «отцом нации». Белорусы его уже не полюбят, а белорусская история – не возвеличит...

Расправа над «Пагоняй» и суд над журналистами затеяны не в Гродно. Не та система власти... Здесь мало Закона – здесь нужен Приказ. И приказ поступил. Из столицы. И поэтому судебный процесс над журналистами Маркевичем и Можейко был «чердачным».

Нечто подобное мы находим в романе Франца Кафки «Процесс». Там все преувеличено и доведено до абсурда, но произвол власти, вседозволенность, ее безликость и анонимность, тупейшее высокомерие чиновников, а также механизмы психологического подавления и расправы над личностью показаны превосходно...

Высокий банковский служащий Йозеф К. даже не знает, за что его судят. Но он понял, что живет в обществе, где ложь и произвол возведены в систему. В том городе правосудие вершилось на чердаках, и никто не видел подлинных судей... Там и с приговором не знакомили. Настал час, и за Йозефом К. пришли двое в цилиндрах. Они отвели осужденного в каменоломню и закололи его там, как собаку...

И почему это злые языки говорят о таинственных исчезновениях людей в Беларуси?

Власть Замков против инакомыслия

А между тем в Беларуси можно и богатеть, «из грязи выходить в князи», путешествовать, учиться за границей и т.д. и т.п. Здесь немало реальных прав и свобод. И в то же время здесь неуютно тем белорусам, кто желает стать нацией, кто опасается имперских амбиций России, кто жаждет волi и процветания по-шведски, по-японски, по-американски – па-людскi. Этим людям, если они протестуют, и на самом деле грозит процесс, не обязательно уголовный – достаточно тотального административного гнета и психологического протравливания мозгов.

Нынешняя «система» не терпит инакомыслия, и она его подавляет. Отсюда и протест. Отсюда и право личности, право белоруса на бунт. Я говорю о мятеже интеллектуальном (мысль неподсудна), о бунте духовном, о нравственном сопротивлении государственному произволу и власти чиновников. Свободный духом человек не может любить власть. Он ее терпит, презирая. И уважает, если она ему служит.

У Франца Кафки есть роман «Замок». Его герой – землемер К. оказывается в Деревне, принадлежащей графу Вествест. Этой Деревней управляет канцелярия Замка. Тот Замок и его канцелярия для жителей Деревни и землемера К. недоступны, ее чиновники анонимны, они абсурдны и высокомерны, а власть главного секретаря Кламма демонически вездесуща. Он вроде и не управляет. В том книжно-шизофреническом мире все делают бюрократы, и делают это от имени Кламма.

Я понимаю, что все аналогии с литературным вымыслом грешат искусственностью. И все же нечто подобное мы встречаем в Беларуси. Правящая в стране «вертикаль» – чем не система Замков, а сама Беларусь – чем не конгломерат Деревень, покорных графу Вествест. Или Остост?

Диалог с Замками в нашей стране доступен покорным и хитроумным людям. Здесь главное – вслух не брать под сомнение ни «систему», ни ее «курс». И не задавать дурацкие вопросы о двойном бюджете. Не ковать звенья и не закалять в пикетах цепи неравнодушных людей, и не кричать на весь мир: «Где Виктор Гончар!?» Не призывать белорусов людзьмi звацца. Не рваться в Европу. И вообще не лезть ни в рай, ни в пекло, если первым туда не полез батька...

Замки – столичные и провинциальные – не любят раскрепощенную мысль. Им ненавистны независимые издания. Они всеми средствами препятствуют рождению новых газет. Это видно и на примере большой Деревни под названием Гродно. Ее канцелярия не допустила появления в нашем городе негосударственной газеты «Репортер», которую не смог зарегистрировать бывший литературный сотрудник «Биржи информации» Анджей Писальник. На те же рифы наскочила супружеская пара Макушиных, затеявших «Новый век». Не прошиб ту же стену и Николай Маркевич со своей «Мужыцкай праўдай» (после закрытия «Пагонi»).

Замкам не нужна ни мужыцкая, ни пролетарская, ни аристократическая, ни любая другая правда, кроме собственной. Ибо всякая другая правда, всякое критическое слово – это таран, разрушающий стены Замка. Когда белорусские Замки утратят собственность (газеты, телевидение, заводы, фабрики и т.д.), они развалятся сами...

Исправительная колония для всех

А теперь вернемся к процессу. Журналисты Николай Маркевич и Павел Можейко признаны клеветниками, и теперь им вправляют мозги новейшими средствами криминальной трудотерапии. Белорусов-патриотов лишили паспортов, с них взяли отпечатки пальцев, их посадили на короткую «цепь», заклеймили приговором суда. Но быть клейменым – еще не значит быть рабом. Эти мужыкi себя еще покажут. Они и без того ярко вошли в историю вольной белорусской публицистики и сделают еще больше, если...

У Франца Кафки есть новелла «В исправительной колонии». Там всё – ложь, метафора и гипербола. А в сущности, тот художественный вымысел сродни правде, заставляющей думать и противиться власти и произволу. Там рассказывается об экзекуциях и специальном аппарате, изобретенном комендантом заморской исправительной колонии. Тем аппаратом управляет офицер, и он придерживается правила: «Виновность всегда несомненна». Интрига и в том, что этот офицер – и судья, и палач одновременно. А карать людей можно за что угодно.

В этой новелле одному туповатому солдату-денщику предписали каждый час вставать и отдавать честь перед дверью капитана, а он проспал, а потом еще и огрызнулся, когда капитан ударил его хлыстом по лицу... И вот теперь солдата, голого и беспомощного, должны уложить на войлочный лежак хитроумного аппарата, стеклянная борона которого, медленно погружаясь в тело жертвы, должна написать на спине приговор, вынесенный офицером-палачом...

В нашей стране, в ее Замках много дверей, перед которыми надо отдавать честь. И есть главная дверь. Перед ней вытягивается и самый высокий чиновник... И есть в каждом Замке свои «бороны» – газеты, теле- и радиоканалы. Эти «бороны» пишут в умах белорусов письмена, делающие их Деревни терпеливыми и покорными.

И тем ощутимей утрата «Пагонi».

Но она еще вернется...

Вадим ЖУРАВЛЕВ