Они...

Они разные – те, кого называют сегодня «немцы». Сказать «жители Германии» – длинно и официально. Немцы – так будет короче и человечнее.

Сегодняшняя Германия – это еще и французы, итальянцы, греки, турки, евреи, поляки, чехи и многие-многие другие. Одних «русских», а все мы здесь, независимо от национальности, «русские», более 2-х миллионов.

Не открою секрета, если скажу, что немцы – это очень трудолюбивый народ, они – трудоголики. Наверное поэтому в течение своей жизни каждый гражданин Германии, если он не окончательный лентяй, успевает увидеть и, главное, – воспользоваться результатами своего тяжелого труда. И передать нажитое детям, не страшась, что завтра кто-то придет и отнимет.

У ворот-ворот...

Представительница «Люфтганзы» заметно нервничала и время от времени оправдывалась перед кем-то невидимым в шкворчавшую рацию: «Да тут заминка, понимаете ли...»

Заминка была тройная – я, моя жена и сын-школьник.

– Вы на ПМЖ? – рассеянно поинтересовался таможенник, перебирая несколько золотых колец-цепочек жены от гродненского «Ювелирторга».

Отрицать было бессмысленно. Мы насторожились. Расставаться с нажитым никак не хотелось.

– Значит, на ПМЖ... на ПМЖ... на ПМЖ, – весело тянул-пел таможенник.

– На ПМЖ, – обреченно согласился я.

– Как бы это вам помочь? – не унимался таможенник. Он поделил скарб на две неравные кучки.

– Вот эту можно, – и он показал на меньшую. – А вот эту – никак. И не спорьте.

– Хорошо, – согласилась жена. – Не будем нарушать. Меня сестра провожает. Что не положено, отдам ей.

– Зачем же так? Мы ведь живые люди, – отечески попенял страж границы.

– Дай ты ему что-нибудь, – взорвался я и тут же пожалел о сказанном. Жена протянула 50 долларов из «квартирных» денег. Робко: «Хватит?»

Тут подошел еще один в форме. Жена инстинктивно накрыла «зеленый» полтинник рукой.

– Не волнуйтесь, – выдохнул таможенник. – У нас тут все свои...

«Скорей! Скорей!» —подгоняла нас воздушная фея. Мы бежали по кишке посадочного коридора через «накопитель», украшенный портретами Президента, которые тогда только начали входить в моду. Мелькали лица автоматчиков. Конечно же, строгие и неподкупные. Какими им еще быть?

В Минске был 1996 год, июль. Родина затворила за нами свои ворота...

Испытание свободой

Первый бой мы держали в одном из крупнейших аэропортов мира во Франкфурте-на-Майне. В зале выставка: от газет до бананов, кофе и пирогов. Как этим пользоваться – можно ли брать? А если за плату, то где продавец? Оказалось – бесплатно для всех, кто ждет пересадку.

А мы ждали. Наш путь лежал дальше на юг, в Нюрнберг. Но как выбраться из этого, говоря по-нашему, «накопителя»? Никто не подошел и даже не проверил паспортов! Непорядок, неужели про нас забыли? Я отыскал людей в форме и, выкапывая из памяти скудный словесный запас, стал тыкать в «краснокожую паспортину». «Найн-найн», – замахали на меня руками служивые, показали на выход и потеряли ко мне всякий интерес.

Оказалось, контроль – не всегда и выборочно. Никаких деклараций и выворачивания потрохов.

Это обезоруживает и запутывает. А еще мы узнали, что немцы улыбаются, даже когда отказывают. Им присуща терпеливость. Поразительная. Какая-нибудь тетка-ворона может коляской или задницей загородить проход в универсаме – все будут стоять и ждать, пока она не уберется. У нас бы ей живо растолковали, куда и с какой скоростью следует пройти. К поголовной вежливости мы были также не готовы, как и ко многому другому в нашей новой жизни.

Переход в иное измерение

Нюрнбергский лагерь для переселенцев из бывшего СССР оказался двумя 15-этажными домами-столбами. В одном – контора, в другом – общага под громким названием «отель».

Ровно в 4.30 коридорные динамики строго оповестили: «Ахтунг! Ахтунг!». Старуха из Молдавии со страху свалилась с кровати. Ей почудилось, что она снова в 1942-м... А это просто собирали очередную группу на выезд. Но до чего похожи интонации!..

Долго в лагере не задерживаются. 2-3 дня – и автобус запутанными кругами развозит по Баварии перепуганных насмерть новоиспеченных эмигрантов.

Нас продержали в «отеле» 5 дней, а потом сослали в город Хоф. Это на севере Баварии, на границе с бывшей ГДР, там, где чешская граница свиным рылом упирается в смачный немецкий бок. До чешских Карловых Вар – 80, до Нюрнберга – 110, до Гродно – 1500 км.

Городок маленький, всего 55 тысяч населения. Гористые улицы, сказочные домишки, свои оперная и балетные трупы, драматический театр и симфонический оркестр. Там мы прожили два с половиной месяца, не вкусив культурных благ. Зато вдоволь накупались в роскошном бассейне с изобилием всяких водных аттракционов.

Конечной станцией и местом постоянного проживания стал для нас Нюрнберг. Мы поселились в историческом центре – Старом городе. В доме – 7 квартир. На площадках цветы в кадках, тихо и чисто. Обувь за дверью. Рядом станция метро. Так началась для нас новая жизнь.

Шокотерапия

Что мы испытывали в первые дни и месяцы жития? Шок! И только шок! И вовсе не от магазинного изобилия. Шок был от полного неумения пользоваться «благами цивилизации».

Подходил к концу 20-й век. В родной стране мы, не слезая с дивана, в домашних шлепанцах «исколесили» весь мир вместе с телевизионным Сенкевичем. Нам казалось, что мы знаем об этом мире все и вся. А оказалось, что не знаем почти ничего. Даже того, что ведает каждый житель Центральной Африки. Например, каким образом купить билет на городской транспорт или на поезд? Как пользоваться торговыми автоматами и продовольственной коляской в универсаме? Как позвонить из телефона-автомата? Напряг был даже с покупкой билета в бассейн – это пластиковая карточка. А уж пользование банкоматом представлялось неодолимой наукой!

Все это в сочетании с воспоминаниями о хождениях по мукам перед отъездом (родные ОВиРы, ЗАГСы, таможни, ЖЭСы), весь этот марафон с препятствиями не мог не сказаться на здоровье. И я заболел. Тяжело.

(продолжение «Заметок эмигранта» читайте в следующих номерах БИ)