– Это произошло во время моей работы в Могилевском обкоме партии в качестве заместителя заведующего сельхозотделом. Тогда Лукашенко утверждали директором совхоза «Городец». И мне пришлось водить его по обкомовским кабинетам. После этого пути наши на некоторое время разошлись и сошлись, только когда мы оба стали депутатами Верховного Совета Беларуси 12-го созыва. Надо сказать, он быстро стал широко известен. В первую очередь потому, что выступал по любой теме – от искусственного осеменения скота до духовного совершенствования личности. Относились к нему депутаты в большинстве иронически. Но и отрицательных эмоций тоже не было...

– Как к городскому чудаку...

– Что-то в этом роде. Тем более что и в политических воззрениях был он крайне неразборчив. Сразу рванулся к БНФ, вместе с ними вносил в Овальный зал только утвержденный тогда бело-красно-белый флаг, очень дружил с Зеноном Позняком, ездил вместе на митинги. Потом перешел в другую фракцию, потом «примазался» к коммунистам... Когда развалился Союз, он пытался создать свою коммунистическую фракцию. А потом Шушкевич с Кебичем решили дать ему возможность заниматься проблемой, на которой он «сломает шею», – борьбой с коррупцией. А эта борьба и оказалась тем коньком-горбунком, на котором Лукашенко въехал во власть. Помните знаменитый доклад по борьбе с коррупцией? Набрал он туда непроверенных фактов, которые использовать нельзя. Их нужно проверять... Но Лукашенко их немедленно обнародовал – ему не нужна была объективность, ему нужен был имидж. Словом, он пришел во власть.

– Вы пришли во власть, ваша команда...

– Команды не было, было шесть-восемь человек, в том числе и я. Кстати, теперь иногда говорят – мы его привели к власти. Я думаю теперь, что наша помощь, наша доля составила, может быть, процентов 5 – 10 успеха. Все остальное сделало желание общества видеть именно такого лидера – молодого, нетерпимого. Вспомните, все тогда считали: главное – «мочить» Кебича! Хуже не будет! Против Лукашенко перед выборами выступал разве что Народный фронт...

– Вы говорите, вас было шесть-восемь человек. Давайте назовем «героев» поименно...

– Леонид Синицын, Юрий Малумов, Дмитрий Булахов, позже присоединился Виктор Гончар, Василий Долголев. Вот, в основном, все.

– Много говорят, что вы тогда занимались финансированием выборов.

– Это не вполне так. Да и финансирование было мизерное. Если сравнивать с финансированием, к примеру, сегодняшних губернаторских выборов в России – масштабы несопоставимые! Разница в 1000 и более раз в пользу сегодняшней России. Финансы действительно шли, в том числе через меня. Тот же Логвинец помогал, еще несколько мужиков: Сергей Прокопович из «Руст-инвеста» давал транспорт. Да. А кто-то деньги давал на топливо, на суточные.

– Хорошо, вы пришли к власти и начали формировать команду.

– Какая команда. Начали портфели разбирать. Чуть не драчка шла. Потом меня вызвал Лукашенко и сказал: «Я хотел бы тебя видеть в должности управделами». Я поговорил в семье, мне сын говорит: «Папа, не соглашайся, это же завхоз». Кстати, именно он первым назвал меня завхозом. Потом прозвище было подхвачено и оппозицией, и самим Лукашенко. Но для меня это было неглавным. В бюджете денег не было, их нужно было зарабатывать, и я поставил перед собой задачу: за 10 лет перейти на самоокупаемость в содержании органов власти. Этого и добивался. Объемы были большими, в последнее время около 100 организаций, около 20 000 работающих.

– Вы собрались, молодые руководители. Вы представляли себе, чего вы хотите? Какой должна быть страна?

– Теперь понимаю, что более или менее ясных представлений не было. Но мы считали, что сумеем создать команду, которая будет работать на пользу белорусскому народу. А получилось все как раз наоборот. В том числе и потому, что наш лидер если и представлял себе, что нужно делать, то совершенно не знал, как. Но если бы он окружил себя опытными практиками, то за эти 7 лет можно было бы многое сделать. И страна развивалась бы, и люди не были бы в нищете. Но ему всегда казалось, что он все знает сам. Что он одновременно и президент, и прокурор, и судья. Кстати, это его убеждение усердно подогревалось множеством подхалимов.

– А разве тогда, когда вы шли во власть, не было видно, что это человек, который все подминает под себя?

– Если честно говорить, то было. Но не хотелось упускать шанс. Да и в первые годы Александр Григорьевич еще работал, советовался с другими. И не только с нами.

– Кстати, как вы теперь считаете, это правда, что не бывает худшего пана, чем из хамов пан?

– Конечно, это правда. Так получилось. Но и тут был выход: если бы все мы просто работали сутками – результат был бы. А теперь я сомневаюсь, что Лукашенко даже в своем совхозе работал как следует. Правда, первое время какое-то рвение еще было. А потом, почти все те 5 лет и 5 месяцев, которые я был рядом с ним, он работал в сутки не более трех-четырех часов. Он приезжает – первым делом выслушивает службу безопасности, потом встречается с прессой. Вызывает кого-то с отчетом для галочки – все, на этом его работа кончается, примерно в два часа дня. Потом в Дрозды. А там теннис, хоккей. Как можно работать, когда через день хоккей в пять часов и через день – теннис? И вот что получается: сам толком не работает, инициативу проявлять не позволяет – все боятся, что за инициативу можно пострадать. Свое мнение формирует на основе мнений одного-двух человек. Из Шклова ему кто-то позвонил, что-то сказал. К примеру, Володя Малиновский, старый товарищ. И это мнение уже становится государственной политикой. Разве при таких стратегах Беларусь может развиваться?

– А с чего начались проблемы в ваших с ним взаимоотношениях?

– С того, что начались репрессии против близких мне людей. А вокруг меня, надо сказать, было несколько серьезных предпринимателей, которые, не нарушая законов, много делали для республики. Это, в первую очередь, Виктор Логвинец, других называть не хочу, потому что все эти люди уже просчитаны, кого-то разорили, кого-то довели до инфаркта. Да и со мной он работал так: идем по реконструируемому стадиону, и президент распределяет, кому и что надо сделать, как финансировать... А мне показывает самый сложный объект – козырек, где правительственная ложа...

– Этот объект тебе.

– Хорошо, а деньги где взять?

– У тебя столько друзей-предпринимателей. Решай!

Я помню, тогда мы около 350 писем предпринимателям написали с просьбой помочь. Но деньги собрали и с задачей справились. Другое дело, что с предпринимателями так обращаться нельзя. Я сам прошел эту школу и знаю, как достается каждый рубль. И если бы с предпринимателями Беларуси не обращались такими способами, они приносили бы такой доход, что никому и не снилось! А так у нас процентов 70, если не 80, предпринимателей уехали. Все увезли с собой, лишь бы только не иметь дело с этим руководством Беларуси. Что говорить – в первые годы моей работы иностранные инвесторы, что называется, в очереди стояли – хотели вкладывать деньги в Беларусь. В ее промышленность, сельское хозяйство. Но за 7 лет ничего так и не было внедрено, только что «Форд», да и тот ушел.

– Как вы считаете, насколько правда то, что говорят об исчезновении людей?

– Я этим специально не занимался, не исследовал. Но по той информации, которой я владею, причастность руководства Беларуси к их исчезновению очевидна. А что касается следователей, которые пролили свет на это дело, могу сказать однозначно: это большие патриоты Беларуси, очень мужественные и честные люди!

– Вы думаете, что это правда?

– Уверен, что так.

– А ваше отношение к утверждениям, что Мацкевич и Божелко пострадали не за заговор против президента, а за то, что попытались восстановить истину с исчезновениями людей?

– Я с большим уважением отношусь к Мацкевичу и Божелко. По моей информации, им не хватило двух-трех недель. Истина была бы установлена. Знаю, что Олег Божелко через генерального прокурора России Устинова заказал вагон с оборудованием, которое могло под землей опознавать трупы. Вагон шел из Свердловска и то ли с понедельника на вторник, то ли со вторника на среду должен был прибыть. Но последовала чья-то команда – и он вернулся обратно. Если бы власти были ни при чем – зачем им бояться установления истины?

– Что вы можете сказать о президентском фонде? Утверждают, что вы занимались счетами, на которых концентрировались деньги фонда. Вообще вас в Беларуси иногда называют «кошельком президента».

– Так говорят те, кто не знает фантастической подозрительности и недоверчивости Лукашенко. То есть фондом занимается лично он и Шейман. Я к этому отношения не имел. Но могу уверенно сказать, что в фонде накапливаются государственные деньги. То есть деньги, заработанные обществом. И заработаны они, скорее всего, на продаже оружия, военной техники. Сумму назвать не могу, не знаю. Но она велика.

– Но продавать оружие – не преступление. Россия продает его в больших объемах.

– Да, не преступление. Но деньги от его продажи должны поступать в государственный бюджет и расходоваться под контролем государства.

– А какое это оружие и куда продается?

– Это оружие, которое в больших количествах осталось от Советской армии. И продается оно в Турцию, Ирак...

– Это деньги наличные или безналичные?

– Думаю, что и те и другие. Вообще хочу сказать, что за минувшие 7 лет Беларусь не то что не продвинулась к демократии, а более того – в Беларуси повторяется 37-й год! К примеру, тотальный характер приняло прослушивание телефонов граждан. Не могу сказать точно, какая сумма – кажется, около 20 миллионов долларов – потрачена в последнее время на специальное оборудование, дающее возможность при «прослушке» отличать граждан по голосу. А основные руководящие кадры прослушиваются поголовно! Все!

– Но есть такой человек, которому Лукашенко доверяет?

– Думаю, что нет такого человека. Он никогда не доверял, например, Коноплеву. С Шейманом они просто повязаны общими делами.

– Кстати, о Шеймане. Много говорят, что «лиозненский выстрел» был из пистолета Шеймана.

– Не могу сказать точно. При всеобщей подозрительности в «команде» подробностей никто никогда никому не рассказывал.

– Поскольку хозяйственные дела шли все равно через вас, не можете ли вы на основе денежного содержания сказать: насколько выросли за последние годы охранные службы?

– Я этим непосредственно не занимался, деньги шли напрямую. Но уверенно могу сказать, что с августа 1999 года эти службы выросли примерно в 200 раз. Сегодня у него охраны более 2000 человек. Даже для того, например, чтобы проехать в Острошицкий Городок, только ГАИ Минской области увеличено на 250 человек. А ездит он туда два-три раза в месяц.

– Последней каплей, переполнившей ваше терпение, был арест Логвинца?

– Когда его арестовали, я был в командировке. Мне позвонили и сообщили. А Логвинец для меня был и остался как брат – я испытал настоящий шок. Он за пять лет моей работы до миллиона долларов принес в собственность государства. Мало того – именно за счет его средств всегда покупались личные вещи для Лукашенко – одежда, обувь и все остальное. Я сразу хотел уволиться. Пошел к президенту, он начал на меня орать. Потом я еще несколько раз поднимал эту тему, и он однажды заявил мне: он сидит в тюрьме вместо тебя! Потом, когда ничего не нашли такого, что можно было ему инкриминировать, справедливость наконец восторжествовала. Логвинца отпустили. Я продолжал работать. Но мне кажется, Лукашенко не мог пережить, что получилось все не так, как он хотел. И вот 3 декабря был издан указ: за неоднократное невыполнение указаний президента управделами Титенкову объявить полное служебное несоответствие. Такой юридической формулировки не существует вообще, это незаконно. Думаю, он ожидал, что поползу к нему на коленях, как это делают некоторые, и буду просить милости. Но я написал заявление и ушел. Мои заместители тоже хотели написать заявления об уходе, но я их отговорил – массовый уход мог бы повлечь за собой репрессии. Я даже уверен, что большинство оказались бы за решеткой – просто так, в отместку. Словом, поехал я в родные места, побывал на могилах родных. Потом сел в машину и уехал из Беларуси. Вслед пошла информация, что Титенков в бегах. Через врача президента Ирину Степановну договорился о встрече с ним, приехал. Договорились, что уезжаю из Беларуси, но если буду нужен – меня всегда можно найти. На том и расстались. Потом говорили, что я в Москве зарабатываю деньги под выборы Лукашенко. Потом несколько раз приезжал в Беларусь. Вслед опять пошла информация, что вокруг меня собираются недовольные режимом. После чего вообще перестал ездить на Родину, уже год не был.

– А теперь ситуация опять обострилась?

– Обострилась она давно – ведь я практически единственный, кто ушел, хлопнув дверью. Но особенно после моего последнего интервью для «Беларускага часу». Где я от президента отмежевался, сказал, что перестал уважать Лукашенко как человека и как президента. Тогда Лукашенко, исповедующий принцип «сам дурак», заявил о каких-то 42 миллионах долларов, которые я украл. Вы знаете, все годы моей работы в качестве управляющего делами меня проверяли по 5 – 7 раз в месяц – все мои службы, все подведомственные организации. И если бы была хоть малейшая зацепка – никто бы не выпустил меня из Беларуси. Я ничего не боюсь, мне нечего скрывать. Единственное, чего хочу – чтобы в Беларуси прошли демократические выборы. Народ должен спокойно разобраться и выбрать человека, который действительно принесет пользу.

– А есть надежда на то, что выборы не будут подтасованы?

– Могу сказать твердо, что Лукашенко просто так власть не отдаст.

– О чем свидетельствует, наверное, и опыт референдума 1996 года, когда вы были очень активны. Сегодня можете ли вы сказать, что референдум не был сфальсифицирован?

– Давайте будем говорить честно – в 1996 году еще очень многие надеялись на Лукашенко, я тоже. Результат референдума во многом продиктован этими надеждами.

– Но можете ли вы сказать, что фальсификаций не было?

– Нет, такого я сегодня сказать не могу.

Анатолий ГУЛЯЕВ, «День»

Интервью печатается в сокращенном варианте.