29 апреля на закрытом для широкой публики просмотре приглашенным – преподавателям, воспитателям и методистам – было предложено оценить спектакль с моральной точки зрения. Официальную делегацию возглавляла зампред облисполкома М.Бирюкова.

То, что спектакль был принят художественным советом областного театра, организаторами закрытого просмотра в расчет не принималось. Не было в зале и театральных критиков, способных по существу оценить художественные достоинства постановки. Все было организовано в соответствии с установками, данными Президентом на недавнем семинаре по совершенствованию идеологической работы: отныне государство в лице чиновника будет решать, что нам смотреть и слушать. Как и в те времена, когда между художником и зрителем стояли сотрудники парткабинетов. Когда смотреть польское телевидение запрещалось, а образ героя искусства соцреализма должен был быть непременно «типичным в типичных обстоятельствах». Когда на партийном собрании решалась судьба художника на том простом основании, что посмел противостоять убежденному большинству.

По прошествии многих лет из передачи «Как это было» мы узнаем о том, что будоражило умы современников. Я предлагаю не ждать долгие годы, а заглянуть в 29 апреля 2003 года за кулисы областного театра на закрытый для вас просмотр и обсуждение спектакля «Одинокий Запад».

Гродненский фарс «Одинокий Запад»

в четырех действиях с эпилогом

Действующие лица и исполнители:

Режиссер спектакля «Одинокий Запад» Г.Мушперт

Исполнитель роли брата Валена С.Куриленко

Исполнитель роли брата Колемана А.Шелкоплясов

Исполнитель роли ксендза Вельша К.Андронов

Исполнительница роли Гирлен О.Пликус

Зампред облисполкома М.Бирюкова

Замначальника управления культуры С.Мотиевич

Обществовед и воспитатель

Филолог с 25-летним стажем

Психолог со стажем

Методист по воспитательной работе

Учительница

Педагог

Дама с плачущим голосом

1-й преподаватель

2-й преподаватель

3-й преподаватель

4-й преподаватель

5-й преподаватель

Студент

В массовке заняты директор театра, художественный руководитель, осветители, звукорежиссер, кассирши, гардеробщицы. Действие происходит в малом зале театра губернского города Гродно на закрытом просмотре спектакля «Одинокий Запад».

Действие первое

Сцена малого зала, подготовленная к спектаклю. Посередине стол с двумя стульями. Буфет. На полке – восковые фигурки святых. Рядом – большая фотография собаки. Справа на стене висит ружье...

На авансцену выходит режиссер спектакля.

Режиссер (обращаясь к залу). Пока з спектакля проходит не в урочное для нас время, так как днем мы играем для детей. Ну да ладно, ничего. Но если бы вы прошли через кассовый зал, то вы увидели бы афишу, на которой написано название спектакля. Внизу – небольшая приписка для зрителей: в диалогах используются вульгаризмы. Мы обязаны сообщить об этом для тех, которые этих вульгаризмов особенно пугаются. Раз вы уж пришли, я обязан вас об этом предупредить.

Итак, жанр спектакля определен как ирландская комедия, не обычная для нас, ибо она ирландская. Еще раз хочу поблагодарить всех за внимание и интерес к нашему театру. Буквально сейчас мы начнем...

Зал аплодирует.

Помощник режиссера (крестится за кулисами). С богом.

Свет на сцене гаснет.

Действие второе

Луч света следит за вышедшим на сцену актером, исполнителем роли ксендза. Пока никто его не видит, ксендз несколько раз подфутболивает мяч, и делает это довольно ловко...

В спектакле представлены всего четыре персонажа: два брата, воспитанные в атмосфере ненависти и хамства; священнослужитель, образ которого поистине трагичен; деревенская девушка, торгующая самогоном, тайно влюбленная в ксендза. Жизнь в забытой богом деревушке настолько убога, и вырваться из этого круга практически невозможно, что жители становятся потенциальными и реальными убийцами. Братья живут в злобе друг к другу и собственному отцу, который всегда делал только гадости. И когда один из братьев убивает родителя, другой согласен скрыть преступление при условии, что отцеубийца откажется от страховки в его пользу.

Земные дела прихожан-грешников печальны, «эта парафия может довести до пьянства кого угодно. Некоторые бегут отсюда. И вприпрыжку». Ксендз думал, что приехал в милый городок, а оказалось, что «это – столица убийств». Люди грешат, бранятся, спиваются и лишаются жизни так обыденно, что гипертрофию морального уродства может остановить только чудо. На это надеется ксендз, принося себя в жертву. Он готов взять на себя боль, только бы она вернула братьям любовь друг к другу. Уходя из жизни, ксендз оставляет завет: за списком обид, которые невозможно забыть, надо найти в душах любовь, спрятанную за взаимными претензиями и ненавистью, и попробовать договориться.

Чудо происходит. Братья вспомнят, как им было хорошо в далеком детстве в палатке, сооруженной из одеял. Следуя завещанию святого отца, они покаются во всех нанесенных обидах и попытаются их простить. Но исцеление душ моментально не произойдет. На это потребуется много времени.

В финале спектакля (в польском переводе пьесы нет этого эпизода, как нет и начальной сцены с ксендзом, играющим в мяч) – ксендз явится братьям и девушке таким, каким мы его видели в прологе. Его мяч-послание в замедленном полете поплывет над сценой, и братья сумеют подхватить его...

Свет гаснет. Зал аплодирует.

Свет зажигается вновь. Актеры выходят на поклон. Публика встает. Аплодируют все, кроме суровой дамы, заместителя председателя облисполкома М.Бирюковой. Она стоит, отвернувшись от сцены, вполоборота к залу, руки ее заняты папкой с документами. Поскольку аплодисменты длятся довольно долго, заместитель начальника управления культуры С.Мотиевич делает попытку несколько раз хлопнуть в ладоши.

Действие третье

Зрители садятся. Шум в зале. На сцену выходят актеры в сценических костюмах и режиссер спектакля, сдвигают стулья, рассаживаются.

Голос кого-то невидимого. Ну что ж, давайте обсудим то, что мы сегодня увидели. Выразим, так сказать, свое отношение.

Зал гудит, но начинать обсуждение не спешит.

Обществовед и воспитатель (откашливаясь, идет в атаку). Безусловно, игра артистов великолепная, ничего не скажешь. Вообще, у нас театр хороший сам по себе. Мне, например, все понятно, для меня лично это было нравственным уроком. Но молодежь смеялась, когда говорили о жестокости. А на спектакль придет разная публика, разного уровня образования и подготовки... Я не читала это произведение, не знаю дословно его перевод. Но мне кажется, что смаковали жестокость. И как здесь используются словесные выражения! Игра актеров великолепна, но дойдет ли это до всех?

(Голос из зала: «Кто-нибудь объяснит, что мы обсуждаем?»).

Психолог со стажем (с нажимом). Нас сегодня пригласили сюда творческие люди. Но у меня дети! Им по 30-33 года. (Причитает). Я не знаю, что они унесут из этого спектакля! (Шум в зале). Я о другом хотела. 15 лет тому назад по Польше был показан фильм «Однажды в Америке», так за неделю в городе было 11 групповых изнасилований! Спасибо, что сегодня пришли работники исполкома, я считаю, что они правильно понимают проблему. (Зал гудит). Параллель та же! Я считаю, что это диверсия. А здесь пропаганда чего? (Негодующий шум в зале. Реплики «Какая же здесь пропаганда?») Нет, у вас, конечно, произведение серьезное, заставляет задуматься. Но когда я смотрела на экране «Сибирского цирюльника» и услышала «срать я хотел на Моцарта», я съежилась, как педагог. А сколько раз сегодня было сказано это слово? (Причитает). Ну что, нет больше других произведений? Такие прекрасные актеры! Сыграли бы другое произведение! (Последние слова тонут в шуме).

Учительница. Я работаю в школе, и хочу сказать большое спасибо и актерам, и режиссеру. Спектакль несет огромный потенциал. Как мы воспитали своих детей, так они его и воспримут. Спасибо вам именно за огромный воспитательный потенциал спектакля. (Продолжительные аплодисменты).

Дама с плачущим голосом (обращаясь к учительнице). Вот вы говорите, воспитательный потенциал. У меня вопрос, как бы вы обсуждали этот спектакль с вашими воспитанниками? (Шум в зале).

Режиссер спектакля (не выдерживает). Извините, этот спектакль – вечерний, для взрослых!

Дама с плачущим голосом (умоляюще). Но у нас дети... Моя дочь, ей 21 год! Она придет, посмотрит...

Режиссер (раздражаясь). Не надо ей приходить! (Зал шумит, слышны голоса «Сколько лет дочери? Двадцать один? Какие, к черту, дети, они уже сами родителями становятся в этом возрасте!»)

Методист по воспитательной работе (строго). Поскольку тут заговорили о воспитательном потенциале, мне бы хотелось услышать от актеров и режиссера, с чем они выходят к зрителю и в чем хотят его убедить. Как они представляют основную идею? (Голоса «И так все видно было»). А я видела по реакции зала, когда положили отрезанные уши собаки на голову, зал хохотал.

Педагог (очень громко). Не надо говорить о зале, когда смеялись три дебила! Они сидели около меня и вышли из зала. (Шум в зале).

Исполнитель роли Колемана. У Арбузова в конце одной пьесы есть замечательная фраза: «Даже за пять минут до смерти никогда не поздно начать все сначала». Люди, делающие попытку стать лучше, достойны всяческого поощрения. Братья произносят слово «задница», потому что по-другому они не умеют, это их беда. И я думаю, нормальный человек задумается прежде всего о трагедии главных героев. Так ведь можно и Шекспира положить на лопатки: как могут малолетки не слушать папу-маму и влюбляться друг в друга, если воспринимать «Ромео и Джульетту» на таком примитивном уровне.

Методист по воспитательной работе. Я видела, что пытались поднять в спектакле проблему. Но жест главного героя в конце сводит «на нет» эту идею. (Негодующий шум в зале).

Исполнитель роли Валена. Жест вы заметили, а то, что герой посланию ксендза не дал догореть... (Зал шумит).

Методист по воспитательной работе (настаивает). Жест все-таки был завершающим! (Зал шумно протестует).

Филолог с 25-летним стажем. Насчет ненормативной лексики, которая там звучала... Она, извините, детсадовского уровня. (Смех в зале). И если мы будем считать, что наши дети 16-ти и 25-ти лет увидят в спектакле только это – в том наша вина. Я уверена, что они в состоянии рассмотреть заложенные здесь серьезнейшие нравственные проблемы. Актеры и авторы спектакля сделали все, что можно, и большое спасибо им за это. (Бурные аплодисменты).

1-й преподаватель. И в кафе, и в автобусе мы слышим разные слова. Я думаю, что в театр люди ходят чуть выше по развитию, так что, они сами разберутся и смогут нормально все воспринимать. (Аплодисменты).

2-й преподаватель. Если герои поняли, что между плохим и хорошим очень зыбкая грань, и есть шанс измениться, стать нормальным человеком, это отлично! (Аплодисменты).

3-й преподаватель. Здесь действительно заложен сильнейший воспитательный момент. Я надеюсь, что придет публика, на которую эта проблема подействует очень глубоко, очень сильно и очень впечатляюще. Я горжусь родным театром! (Аплодисменты).

4-й преподаватель (пытается вернуть разговор в нужное русло, понизив голос). А вы знаете, что на прошлой неделе в городе Гродно было два самоубийства? (Зал шумит).

Студент. Можно я от лица молодежи... Вы хотите сказать, что режиссер подготавливает маньяков, что ли? Что он специально создал спектакль для этого, так? Поймите, что никогда ни один нормально мыслящий человек не станет заниматься ерундой после того, как посмотрел спектакль. Зато для себя почерпнет что-то разумное. Вот и все! (Громкие аплодисменты).

5-й преподаватель (деликатно). Были времена, когда наше телевидение не показывало сцены насилия. Но искусство тем и велико, что может намеком показать великое. Шекспир тоже использовал вульгаризмы, но в наших переводах их нет. Разве Шекспир стал хуже? Спектакль, конечно, получился замечательный. Но, может быть, как-то чуть-чуть мягче надо...

Дама с плачущим голосом. Главное, как дети воспримут этот спектакль!

Режиссер (громко). При чем тут дети! Это спектакль для взрослых!! Вечерний!!! (Взяв себя в руки, понижает тон) О детях, пожалуйста, ни слова. Если вы считаете, что основная масса нашего народа – это серая субстанция, которой ничего серьезного нельзя показать, то я вам очень сочувствую. (Обращается к молчаливой официальной делегации, по странному стечению обстоятельств окруженной явными противниками спектакля). К зрителю я отношусь с глубочайшим доверием, и считаю, что он так же умен и благороден, как я. (В зале смех, аплодисменты). Об идее спектакля – она была высказана в каждом моменте его, в каждой интонации. Спектакль о неизбежности войны, и о том, каких гигантских усилий стоит маленькому человеку отказаться от идеи этой войны и совершить попытку примирения, что почти невозможно! И это будет всегда – и этот конфликт между братьями, и это зло, которое они совершили, непреодолимы! Это проблемы вечные. Вы говорите, жест вам в конце не нравится? Братья не убили друг друга – хотя и ружье заряжено, и нож был! Это главное. (Обращается к официальной делегации). Господа, от кого зависит дальнейшая жизнь спектакля! Нам было заявлено, что на спектакль придет семинар сельских работников. (Громкий смех в зале). Если бы нам сообщили, что будет обсуждение, мы пригласили бы специалистов, которые восприняли спектакль как настоящую удачу театра. На худсовете после просмотра прозвучало: «Слава Богу, наш театр жив, он говорит о жизни серьезно».

Голос из зала. Как относится к этому церковь?

Режиссер (спокойно). Как еще может относиться к произведению драматурга Лондонского Королевского театра католическая церковь? Спектакль идет в Варшаве и Познани, и уже шесть лет по всему свету.

Дама с плачущим голосом. А как же дети? Они же все-таки могут как-то... (Последние слова тонут в шуме голосов. Зал встает и аплодирует).

Действие четвертое

Итак, старый трюк с «обчественным презрением» не получился. Хотя всего 15 лет назад режиссеры из обкома на партсобраниях такие сцены разводили, Америке и не снилось! Но не спешите радоваться, уважаемые интеллигентные люди, чьими руками не удалось задушить спектакль. Не для того огород с обсуждением городился, чтобы закончиться идеологическим конфузом организаторов. Жизнь, в отличие от спектакля, напрочь размыла границы жанров – комедия становится трагедией, трагедия превращается в фарс. Он продолжается.

Далее действие происходит в жизни и на сцене губернского театра, после того, как приглашенные на обсуждение покинули зал. Около левой кулисы режиссер спектакля и актеры, игравшие роли братьев. В центре – официальная делегация во главе с зампредом облисполкома М.Бирюковой и несколько дам-активисток. Обсуждение продолжается, ведущие идеологические работники настоятельно советуют режиссеру удалить из текста некоторые слова.

Режиссер. Спектакль закрыт. Ни 4-го, ни 7-го мая в афише его нет.

Зампред облисполкома (ласково). Ну почему сразу закрыт? Мы ничего не закрываем.

Актер, игравший Валена. И из-за чего? Из-за слов, являющихся речевой характеристикой персонажа! Тогда театр не должен вообще ничего касаться.

1-я дама. Касаться, но не так грубо и вульгарно.

Зампред облисполкома (актеру). Ну, не надо так, ты все прекрасно понимаешь. Не потому, что вы тему плохую подняли, она заставляет задуматься. Но надо кое-что убрать. Спектакль выиграет, поверьте! Пойдут люди, и молодежь.

2-я дама. Можно и культпоходом. Пусть смотрят.

Режиссер. Не надо культпоходом! Мы считаем, что это лучший спектакль, и удалять ничего нельзя. Я не могу, в этом я не свободен.

Зампредисполкома. Ай-я-яй, знаю я вашу свободу. (С нажимом). И, пожалуйста, не надо!

Режиссер. Спектакль – это мой ребенок, я не могу ему пальчики отрезать.

Громко говорят все вместе.

Зампредисполкома (в наступившей тишине). Прошу, чтобы вы немножечко эту гадость убрали, которая во вред спектаклю и во вред людям, которые придут на спектакль. Уверена, прочитав, что там вульгаризм, молодежь на обед не пойдет, а придет на спектакль. (С особенным нажимом). Мы вас очень просим. Театр – это великая сила, человек сюда приходит, чтобы отдохнуть, очиститься и обогатиться. Вынести какую-то красивую разумную добрую идею. Мы не просим ни убирать, ни закрывать, только эти многократные повторения гадостей. Они только дадут плюс спектаклю. Почему вы не хотите прислушаться, чуть-чуть убрать.

Режиссер. Я вам объяснил, почему. Найдите кого-нибудь другого, кто так делает, я – не могу.

Зампредисполкома (с особенным нажимом). Мы вас просим это сделать.

Режиссер (уверенно.) Вы мне официально высказали свою позицию, свое требование. На что я отвечаю – не могу!

Зампредисполкома (с прищуром, очень тихо). Человек хочет скандала, я смотрю. Да? Так это расценивать? Не-е-т, не надо, не на-а-адо. Я смотрю, что да-а, вы хотите скандала почему-то. Зачем?

Режиссер. Действительно, зачем? Нет ответа на этот вопрос.

3-я дама (живо). Можно мне? Я считаю, что надо учитывать культуру нашего народа. В свое время, когда миссионеры в 17 веке приехали в Китай и увидели, как семейная пара занимается сексом на скамейке и слуги ей в этом помогают, то они... (далее идет эмоциональный рассказ о сексуальной культуре и гигиене тела китайцев и миссионерах, «приехавших в Тулу со своим самоваром»).

Режиссер. У меня нет такого конфликта с соотечественниками, как у китайцев. Я такой же белорус, как все.

Зампредисполкома (взывая к актерам). Ну, если вы несколько раз не повторите некоторые слова...

Актер, сыгравший Колемана. Действительно, спектакль – это выстраданное наше дитя. И все, что сделано в нем, сделано нами вместе. Я не думаю, что проблема в каких-то словах. Театр и есть для того, чтобы не оставалось равнодушных. Вы правильно меня осадили, это не частная лавочка. Но и зритель наш – не карманный зритель. И никуда мы от этого не денемся. Если мы живем в демократической стране.

1 дама (очень быстро). Вот сегодня на сцене гештальтерапия...

Актер, сыгравший Валена. Моя дочь взрослая, ей 20 лет. Она плакала на спектакле.

Зампредисполкома. Ей нравилось, когда папа так выражается?

Актер, сыгравший Валена. Она про это не думала. Она видела другое. Ей было жаль убогих.

1 дама (очень быстро). Вот когда у вас на сцене шла гештальтерапия, в зале смеялись. Самое страшное, когда признавались вы в своих грехах, они смеялись!

Режиссер. Ну как вы не поймете! Это всегда на грани – смех и трагизм!

Зампредисполкома (заканчивая разговор, весомо). Значит так – надо кое-что поубавить.

Режиссер. Образование у меня другое. Я не буду редактировать. Поймите, нельзя убирать, это будет уже другой спектакль! Из-за чего сыр-бор?

Зампредисполкома. Я думаю, подумайте еще каждый и уберите кое-что. Вы же переводили пьесу.

2-я дама (наступая). Русский, в отличие от английского, богат, можно найти альтернативу.

Режиссер. Тогда переведите с английского слово fuck. Кроме того, в русском языке нет альтернативы слову «жопа».

Зампредисполкома М.Бирюкова (ничуть не смутившись, устало и ласково). Прислушайтесь к просьбе. Продолжайте играть. Никакой редакции не надо. И никакой трагедии, если несколько раз вы кое-какие слова не произнесете. Всего лишь.

Уходят со сцены. Занавес. Свет меркнет.

ЭПИЛОГ

Спектакль «Одинокий Запад» закрыт для показа. Его нет в майском репертуаре театра. Что будет дальше, никто пока не знает.

Мир – театр, а люди в нем актеры. Смеяться или плакать на этом фарсе-трагедии в жизни-театре?

Идеологические посредники между государством и человеком вбивают в голову, что менталитет у белоруса особый. Они правы. Любой другой народ, скинув с себя ярмо несвободы, никогда не позволил бы вскочить себе на горб тем же захребетникам, которые и по сей день занимают кресла в руководящих кабинетах. Сегодня они не регистрируют газеты (кроме развлекательных), общественные организации (кроме карманных), ссылают журналистов, говорящих правду, пытаются завладеть умами целого народа, выдавая ему на руки ту порцию свободы, которую сочтут нужной. Осмелившихся сказать правду жестоко наказывают. Духом застоя веет в целой стране, а форточки открыты только на кухнях.

Какие еще, к черту, слова и жесты, от которых надо охранять меня, зрителя? Театральная жизнь ирландских пьянчуг и матерщинников такой болью отдается в сердце! Она поразительно напоминает быт нашей глубинки – разоренной, спивающейся, гибнущей. Это порочный круг, и выбор невелик: погибать или бежать от него. Эта правда хлещет наотмашь. Где же вы, интеллигенты-белорусы? Что нам делать со всем этим? На фоне обжигающего душу спектакля так примитивно звучат чиновничьи указивки – «выйти и культурно пояснить зрителю, что, собственно, вы хотели сказать», чтобы представить эдакий миленький газончик без сорняков, радующий глаз.

И так все это грубо, беспардонно, «под крышей» кабинета начальника управления культуры Л.Кадевич, которая ставит театр в крепостную зависимость от собственного разумения искусства, называет выдающееся произведение Мак-Донага «заграничной грязью», сводит эстетику восприятия театральных образов к умозрительному «нравится – не нравится».

Как мы ошиблись, думая, что времена большевистской цензуры ушли безвозвратно. Она сурово карала за «очернение действительности» и «нетипичность». И это еще раз убеждает – чиновник, распоряжающийся нашей духовной свободой, социально опасен. Идеология большевизма выглядывает из-за фасада сегодняшних правильных слов о духовности и патриотизме. Ее патриотизм – в личной преданности Одному Человеку. Ее духовность – не вякать, промолчать, не вмешиваться. Победа этой идеологии убивает веру в возможность перемен. Убийство веры развращает душу похлеще всякой похабщины.

Поверьте, не грубых слов со сцены испугались эти ребята. Спектакль не вписывается в пронафталиненную идеологическую политику, которая лишает личность права самостоятельного выбора и оценки и указывает художнику его место при дворе.

После публикации анонса «Ирландской комедии и гродненского фарса» в БИ пришли письма издалека от наших соотечественников. Из Ирландии от Светланы: «Очень любопытно, тем более здесь, в Ирландии, какие вульгаризмы были употреблены ирландским автором?» А бывший гродненец Василий написал следующее: «Видели бы они, какие карикатуры печатаются у нас в Швеции в центральных газетах! Наташа, я не знаю, когда в нашем обществе что-то изменится – тюрьма в городе, тюрьма в сердцах, тюрьма в душах и головах».

Наталья МАКУШИНА